Я прослушал Евтушенко о российских немцах | Всё о Германии . Прослушайте и вы. Скажу прямо: до полной правды, точнее, до её объективной интерпретации, ещё далеко, но лет через 30-40 она выплывет на свет. Если ей разрешат… А пока отмечу, что российские немцы были между молотом и наковальней наиболее долго. И долбят их тихой сапой до сих пор. При всём своём уважении к поэту Е.Евтушенко скажу, что ему не следовало придумывать некие виноватые в этом мистические силы. Как говорил Сталин, у каждого дела всегда есть фамилии, имена и отчества. Евгений Александрович многое недоговаривает, опасается, комплексует. Он почему-то умалчивает о том, что лично сам является российским немцем (его отец А. Гагнус — из прибалтийских немцев, умер в Гулаге), и его семья неслучайно оказалась в Сибири.

Если даже такой незаурядный, всемирно известный человек имел столь огромный комплекс национальной неполноценности, то можно себе представить, насколько страшно была морально унижена и опущена эта национальная группа в СССР. Она была опущена не топорно прямо и непосредственно, а исподволь, другими приёмами (мало ли чего болтала пропаганда о великой дружбе народов, а на деле было иначе). Она была опущена отсутствием или сокрытием правды, и это сокрытие заставляло каждого грамотного и думающего российского немца (по незнанию правды) осознавать свою личную принадлежность к категории самых худших, самых мерзких, самых подлых созданий – о чём им напоминалось, точнее, намекалось каждый день и каждый час (фильмами, рассказами, картинами, песнями и т.д. и т.п.). Это было больно и жутко несправедливо, ибо каждый российский немец, не будучи полным идиотом, всё же понимал, что во всей этой действительной исторической трагедии он лично не виноват и никоим образом не заслужил такого отношения к себе, даже косвенно. Российских немцев тогда просто посадили в концлагеря, им не дали отстоять свою честь, но при этом глумились над ними, отрядив в так называемые фашисты… Тем, кто из них с 1941 года много лет каторжно трудился и умирал от истощения в так называемой Трудармии и под комендатурой, даже медальки не дали «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.». Её всем работникам тыла давали, кроме российских немцев…

Такое невозможно воспринимать нейтрально. Тогда это было ощущением кошмара, собственного никчёмности, страха, обиды и вынужденного лицемерия, ощущением бессмысленности своей жизни и пребывания в такой стране, из которой нет выхода, от давления которой нет спасения. И при этом надо было как-то жить дальше, приобретать профессию, создавать семью, делать дело – формировать свою как бы жизнь, а точнее – иллюзию жизни. Ведь жутко хотелось жить обычным полноправным человеком – генетически заложеные зачатки хорошего в душе человека просят и требуют этого!… Однако при этом каждый российский немец знал, что он тут отверженный и что в любой момент ему могут сказать, что он никто и что зовут его только так: фашист и фриц поганый да «гитлер косый»…  Каждая гнида, каждый никчёмнейший русскоязычный мудак, лодырь, дурак, вор и подлец мог так тебя обозвать. И обзывал, сволочь, когда ты не хотел плясать под его дудку, возражал ему и ставил его на место. И таких гнид, увы, было достаточно много, чтобы отравлять российским немцам жизнь. Причём главные и замаскированные гниды были в правительстве. От них всё и шло, они обзывали из-за угла, через «посредников»…

Защитить и спасти человека от ложного негативного морального восприятия самого себя могла только правда. А её не было. Ложь и умалчивание продолжались. Многие из особо хитрожопых и толстокожих всячески приспосабливались, меняли фамилии, национальность в паспорте, «забывали» свой говор, лезли в партию, становились рьяными общественниками, выслуживались перед начальством. Многие, но далеко не все… Немало держало фигу в кармане, а некоторые (в основном в Казахстане, где местные власти им тайно сочувствовали) пытались даже протестовать и просили восстановления Республики немцев Поволжья. Эти робкие протесты и просьбы придушили быстро, причём дело почти дошло до погромов и даже пришлось успокаивать разьярённое местное русскоговорящее быдло, всегда готовое «мочить» немчуру… Перестроечные веяния дали некоторую надежду на свой суверенный уголок, но с приходом Ельцина и она испарилась…

Вот и собрали российские немцы чемоданы, поехав в большинстве своём опять начать с нуля, в западный мир, который непонятен и непривычен, где всё уже занято и схвачено, где они поначалу опять оказались чужими. Кто-то поехал осознанно по зову души, а многие, особенно метисы и русские прицепные, рванули за халявой и на заграничные дармовые хлеба. А Ельцин со товарищи, зная тех и этих, ещё и плевали им в спины, шмоная на таможне, хамя и угрожая. Такое не забывается…

Издевательскими на деле и гроша ломаного не стоившими были и неоднократные лицемерные заявления Путина о российском желании возвращения немцев, названных не людьми, а хорошими дисциплинированными работниками. В принципе, этот подлец хамски обозначил их рабочим скотом… Более того, немногочисленные немцы, чистосердечно клюнувшие на эти вселенские «призывы», были официально осмеяны российскими властями, которые во всеуслышание заявили о том, что среди немцев вряд ли найдутся дураки, желающие поехать обратно в Россию. В итоге, очередной спектакль удался, власти весело поржали, выделенное бабло попилили, а западные кредиты перепродали своим подданым под бодрящие проценты…

Отсюда каждый может сделать вывод о том, что за страна такая Россия, каковы её власть имущие и каковы населяющие её богоносцы… Местные европейцы не имеют реального представления об этой значительной части суши. Святая наивность и глупость… Но вот украинцев и прибалтов я понимаю… Ясные и понятные выводы должен и обязан делать отсюда разум, но соответствующих этим должным разумным выводам чувств у меня уже нет. Перегорело. Даже горечь ушла. Ведь поросла бурьяном сибирская деревня Наунак – место моего рождения. Осталось холодное равнодушие. Украденную часть жизни всё равно не вернуть и сложившуюся судьбу ведь уже не исправить. Я понял и в общем знаю правду-истину. Мне стало легче и мой человеческий долг требует рассказать о ней честно, без утайки. Спокойно и взвешенно сказать всё, что я пережил, что видел и слышал, что думал тогда и понял сейчас. Ведь кто-то должен и обязан сказать это от имени всех умерших и сгинувших. И никто ещё не сказал об этом по-настоящему всеобъемлюще. Боятся до сих пор. Или не могут… Такова преамбула…