«Гнать беса»

«Гнать беса»

Лето 1977. В буровой отряд ударного коммунистического труда, ведущего разведку россыпных месторождений золота на Колыме, прибыл отпускник, — шустрый говорливый дедок-тракторист лет 55. Его прибытию предшествовала телеграмма «sos», потому что после «кувырканий» на черноморском побережье он остался почти без копейки. Деньги на его обратный билет были посланы, и это было привычным делом. Проблем с получением-отдачей обычно не возникало – у бывалого колымского народа была своя этика…

Через  три-четыре дня наш герой оказался у полярного круга и уже, по крайней мере, дня три точно не похмелялся… Короче, послеобеденные кросворды и шашки были отложены, чифир безнадежно остыл – все слушали рассказ о прибытии Петровича в родную приазовскую деревеньку: первое такси везло его шляпу, во втором везли его самого, а третье транспортировало его чемоданчик. Меня, зеленого студента, удивляли рассказки особенно… 

На следующий день Петрович показался несколько озабоченным и необычно серьезным. К вечеру он подкатил к лагерю, жутко газуя на тракторе, и громко затараторил: «Что за день сегодня, ё-моё? Пока сюда от линии ехал, какие-то топографы раз пять останавливали, всё дорогу к нашему лагерю спрашивали, а его уж с линии как на ладони видно, мать твою… А один просто придурошный попался, машет-машет, остановишься, а он спрячется». «Странные топографы», — подумал я и по своей неопытности не придал событию особого значения, да и некогда уже было – ждала двенадцатичасовая ночная буровая смена (чтобы немного подзаработать, я уже месяц вкалывал помбуром, оставив весьма скучную и совсем не прибыльную должность техника-геолога) .

Отработав ночь, вернулись в лагерь. Сидим, завтракаем. Вдруг в балок заявляется Петрович, — да не просто так, а в поблескивающем черном костюме, гладко выбритый, надушенный «шипром» и в белой рубашке. «Ребята,» — говорит: «Тут ко мне родные с материка приехали и жена с ними, я уж прошу – громко не выражайтесь». «Ладно, ладно, Петрович, все будет в ажуре» — улыбнулся дизелист по кличке Дуга: «Иди, иди, встречай гостей». Петрович схватил пару мисок и кружек и выскочил из балка. «Да, — сказал промывальщик «Папа»: «Похоже, Петрович беса-то серьёзно погнал… Мужики, надо поосторожнее с ним, не дергайте, может к вечеру и отпустит».

После завтрака я и буровик Саша, с которым мы делили жилой балок, пошли отоспаться после смены. Только улеглись, как вдруг без стука залетает Петрович и спрашивает: «Мужики, мою жену не видали? Убежала, чертовка и, похоже, у вас спряталась». «Да нет, что ты, Петрович, никого у нас не было» — ответил Саша: «Может она где-то на улице?». «Да нет, я сам видел, она к вам забежала», — сказал, озираясь, Петрович, а затем заглянул под мои нары. «Ааааа, вот ты где! Маруся, дорогая, вылезай!» — радостно возопил он и метнулся в противоположный угол балка. Мы молча наблюдали спектакль. Я не вмешивался, оставив инициативу более опытному Саше. Петрович как вкопанный стоял в углу и что-то непрерывно нашептывал. Так длилось минут 10-15. Наконец терпение Саши лопнуло: «Слушай, Петрович, мы после ночной, хотели бы поспать всё же». «Ребята, все понял… Пошли, Марусенька, пошли»… Дверь мы заперли.

Засыпая, я слышал как Петрович втолковывал своим «гостям»: «Хоть вы и на дерево залезли, а считаете неправильно. Надо так: 2, 10, 14, 17; 2, 10, 14, 17; 2, 10, 14, 17…, к тому же это не елка, а лиственница»… Просыпаюсь часа через три, слышу: «2, 10, 14, 17; 2, 10, 14, 17; да нет же, не 15, а 2, 10, 14, 17». От смеха было просто не удержаться, хоть и ситуация была не из шуточных.

На обеде Петрович некоторое время молчал, ел мало и вяло. Потом как хлопнет себя по лбу: «Вот дурак я, так дурак, сижу тут, котлеты лопаю, а жена на березе торчит и целый день не евши! Ладно, спасибо, побегу. Подскажу Марусе, чтобы там хоть орехи  щёлкала!»… Такого дикого хохота мне больше слышать не довелось,- казалось, балок развалится. Минут через 10, отсмеявшись и вытирая слезы, начальник отряда сказал: «Так, двое, кому не в ночь, на трактор — и везите Петровича в Бежин Луг, к фельдшеру».

Дней через десять Петрович, изрядно похудевший и потемневший появился в отряде. О своем пребывании в Усть-Омчугской психбольнице он отмалчивался, да и мужики не спрашивали…

Не все «гонки беса» (белая горячка) проходили столь безобидно. Бывало в ход шли ружья и топоры, одержимые убегали в тайгу, блуждали там несколько дней, иногда и погибали. На этот раз обошлось без особых эксцессов, а мудрость сей побывальщины такова: из запоев медленно надо выходить, медленно…

автор Бутвиловский В.В.

Обсуждение закрыто.